Все время сталкиваюсь с проблемой терминологии.
Множество (если не все) термины, которые были придуманы Павловым и которые получили распространение в кинологии, отражают механический подход.
В своей книге “Рефлекс свободы” Павлов писал, что брал термины из техники, чтобы избежать так называемого “очеловечивания” в отношении животных. Именно страх перед “очеловечиванием” мешал ему обозначить психологические явления у животных терминами из психологии, используемые для людей.
В результате получился казённый язык, который создает впечатление о собаке как о грубом, неживом существе. Послушаешь некоторых кинологов — и уши вянут. Ничего общего с этим чудесным, умным, искрящимся существом, которое знает каждый владелец, влюбленный в своего четвероногого друга.
Язык, как известно, определяет восприятие явлений. Скажи слово “коррекция” — и перед твоим мысленным взором возникнет механический цех, где чинят машины. Скажи слово “терапия” — и перед твоим внутренним взором всплывет врач, чистый кабинет, появятся заботливые мысли о больном.
Так как наука о собаках — кинология — исследует живые существа, то в современной, новой кинологии используются термины, взятые из психологии.
Например:
Тренировка (вместо “дрессировка”), терапия поведения (вместо “коррекция поведения”), сигнал (от слова “команда” иногда трудно уйти), следовать, кооперировать (вместо “подчиняться”), контроль эмоций (вместо “торможение”), охотничий инстинкт (вместо “комплекс хищника”). Из всех возможных вариантов описания поведения мы выбираем негрубые. То есть мы не скажем, например: “Щенок под сукой” — звучит отвратительно. Мы скажем: “Мать со щенком”. Мы не используем слишком сложные, научные термины. Например, мы скажем “проблема поведения” вместо “девиантное поведение”.
Автор
Ольга Кажарская, издательство Догфренд
www.dogfriend.org